Кажется, она вчера говорила что-то такое. Про болезненное ощущение красоты.
1В воздухе витал слабый аромат корицы и кардамона, сквозь прозрачный тюль в комнату проникали ласковые лучи последнего осеннего солнца, приглушенные и оттого мягкие, словно пушистая кошачья шерсть. Они, последние в этом сезоне солнечные зайчики, всегда любили ластиться к ногам людей, как большие и теплые кошки.
В небольшой квадратной комнате не было никакой мебели, кроме миниатюрного журнального столика и разложенных вокруг него круглых подушечек из золотистого бархата. За столом прямо на полу, напротив друг друга, сидели два парня: один был одет в роскошное кимоно небесно-синего цвета, расшитое серебряными узорами, второй – в обыкновенные джинсы и белую рубашку. У обоих были короткие жесткие волосы темно-каштанового цвета и глаза странного серо-зеленого оттенка, вобравшие в себя краски ранней и давно минувшей весны. Первый из них выглядел младше, но именно он был местным Мастером – его осторожные руки с тонкими запястьями и длинными «музыкальными» пальцами быстро мелькали над маленькими глиняными чайничками и разномастными фарфоровыми пиалами, разливая горячий ароматный напиток цвета майского меда. Чай из среднего чайника пах хвоей и чуть-чуть морем, из крайнего справа – степью и цветущим разнотравьем, из самого большого – чабрецом и ванилью, а из самого маленького, со сложной росписью на крутых боках – бадьяном и летом.
Он никогда не ошибался с выбором нужных добавок и специй.
Второй следил за уверенными, отточенными годами практики движениями своего старого друга и наслаждался случайно подаренной Небесами минутой спокойствия. С его бешеным ритмом жизни начинающего политика времени на отдых почти что не оставалось – разве что на поверхностный, нервный сон, больше похожий на тонкий и вкрадчивый кошмар. И поэтому такие редкие моменты обретали воистину великую ценность… Сколько прошло лет со времен их последней встречи? Год? Полтора? Два? Он уже не помнил.
Разговаривать не хотелось. В этом просто не было необходимости – молчание связывало Мастера чайных церемоний и его уставшего гостя крепче, чем любые слова. В конце концов, слова – это ведь только звуки, сплетающиеся в тусклое отражение мыслей и истинных символов – здесь, в древнем и нерушимом Дворце, для них не находилось удачного места. И все же один вопрос никак не давал политику покоя:
- Фрам, слушай… Ты ведь изучал алхимию, верно?
Фрам медленно поставил пиалу на краешек стола и только потом негромко ответил:
- Без этого мне бы не удалось стать настоящим профессионалом.
- Как это? То есть я имею в виду, как это – магия?
- Это одновременно очень сложно и очень просто. Она во всем. В тебе тоже.
- Как это?
Мастер только легонько пожал плечами и сложил руки на коленях, словно не зная, как можно объяснить эту элементарную и давно известную истину. Ник усмехнулся и коснулся пальцами кончика своего уха, ощутив привычный холод металлической серьги – эта безделушка далась ему дорогой ценой и означала принадлежность к высшему кругу Королевского Двора. Именно из-за столь простой на вид и безвкусной вещицы он потратил лучшие годы своей жизни на психологическую и дипломатическую подготовку, изучение боевых искусств… И, завертевшись в суете своей новой, насущеной встречами и событиями жизни, умудрился пройти мимо таинственного искусства магии, которое всегда манило к себе юных романтиков и отчаянных мечтателей. Таких, как Фрам.
- Говорят, ее можно передать с помощью флегмы? Воздуха?
- Дыхания. Скорее, почувствовать. Да, можно.
- Ты… Мог бы мне объяснить?
Фрам поднял свой задумчивый взгляд и испытующе посмотрел на Ника, словно пытаясь решить для себя какую-то сложную задачу. Тому на мгновение стало не по себе – он забыл, как глубоко в душу могут заглядывать эти удивительные серо-зеленые глаза с всегда чуть расширенными зрачками.
- А ты… Ты уверен?
Ник только кивнул и непонимающе посмотрел на своего собеседника. Тот на мгновение прикрыл глаза, словно собираясь с мыслями – а затем одним плавным и неуловимым движением обогнул столик и оказался в полуметре от политика. Тот не успел отреагировать – ни отодвинуться, ни возразить… Можно сказать, что он, к своему безмерному стыду, на какое-то короткое мгновение испугался.
Легкое пряное дыхания Фрама коснулось его кожи волной приятного тепла, и…
Ник увидел залитую солнцем равнину, на которой ветер волновал высокую ковыль и уносил к высоким облакам мелкие пушинки от гигантских одуванчиков. Пахло медом и травами, и где-то далеко под сухой землей, налитой янтарем и горьковато-терпким соком, шевелился настоящий и живой август, расправляя свои крылья миллионом перелетных птиц. Равнина менялась, распадалась стайкой шустрых рыбок, плывущих против бурного течения, превращалась в бледные звездочки светлячков, затем – в бархатно-черное небо с яркой россыпью незнакомых созвездий, поднималась неприступными горами в одеяле густых диких лесов, таяла обрывками образов и забытых снов…
А потом, пройдя несколько десятков удивительных и почти незаметных для глаза метаморфоз она вновь превратилась в маленькую комнату. Стрелки часов сдвинулись всего лишь на три секунды – но для Ника, кажется, прошла целая вечность. Странное ощущение понимания истины ускользало, растворялось в повседневности, но… Он был уверен, что какая-то часть этого великого знания навсегда останется с ним, вместе с воспоминанием об этом странном, тихом моменте.
Фрам по-прежнему сидел в полуметре от него, как-то растерянно глядя на своего гостя. Его руки, расслабленно лежащие на коленях, напоминали небрежно сложенные крылья.
Теплое прикосновение магии исчезало вместе с неотвратимо текущими в бесконечность секундами.
Они молча сидели еще минут десять. Затем Ник поднялся на ноги, молча поклонился Мастеру чайных церемоний и поспешно покинул Дворец. Выйдя на шумную улицу, по которой оживленно в обе стороны пробегали громоздкие и пафосные машины, он достал сигарету и прикусил ее зубами – но закуривать не хотелось.
Совершенно.
Сквозь серые сплетения переулков, бетонные стены домов и неоновые огни рекламных вывесок он все еще видел янтарную равнину, где свил себе уютное гнездо легкомысленный и вечно молодой западный ветер.
В небольшой квадратной комнате не было никакой мебели, кроме миниатюрного журнального столика и разложенных вокруг него круглых подушечек из золотистого бархата. За столом прямо на полу, напротив друг друга, сидели два парня: один был одет в роскошное кимоно небесно-синего цвета, расшитое серебряными узорами, второй – в обыкновенные джинсы и белую рубашку. У обоих были короткие жесткие волосы темно-каштанового цвета и глаза странного серо-зеленого оттенка, вобравшие в себя краски ранней и давно минувшей весны. Первый из них выглядел младше, но именно он был местным Мастером – его осторожные руки с тонкими запястьями и длинными «музыкальными» пальцами быстро мелькали над маленькими глиняными чайничками и разномастными фарфоровыми пиалами, разливая горячий ароматный напиток цвета майского меда. Чай из среднего чайника пах хвоей и чуть-чуть морем, из крайнего справа – степью и цветущим разнотравьем, из самого большого – чабрецом и ванилью, а из самого маленького, со сложной росписью на крутых боках – бадьяном и летом.
Он никогда не ошибался с выбором нужных добавок и специй.
Второй следил за уверенными, отточенными годами практики движениями своего старого друга и наслаждался случайно подаренной Небесами минутой спокойствия. С его бешеным ритмом жизни начинающего политика времени на отдых почти что не оставалось – разве что на поверхностный, нервный сон, больше похожий на тонкий и вкрадчивый кошмар. И поэтому такие редкие моменты обретали воистину великую ценность… Сколько прошло лет со времен их последней встречи? Год? Полтора? Два? Он уже не помнил.
Разговаривать не хотелось. В этом просто не было необходимости – молчание связывало Мастера чайных церемоний и его уставшего гостя крепче, чем любые слова. В конце концов, слова – это ведь только звуки, сплетающиеся в тусклое отражение мыслей и истинных символов – здесь, в древнем и нерушимом Дворце, для них не находилось удачного места. И все же один вопрос никак не давал политику покоя:
- Фрам, слушай… Ты ведь изучал алхимию, верно?
Фрам медленно поставил пиалу на краешек стола и только потом негромко ответил:
- Без этого мне бы не удалось стать настоящим профессионалом.
- Как это? То есть я имею в виду, как это – магия?
- Это одновременно очень сложно и очень просто. Она во всем. В тебе тоже.
- Как это?
Мастер только легонько пожал плечами и сложил руки на коленях, словно не зная, как можно объяснить эту элементарную и давно известную истину. Ник усмехнулся и коснулся пальцами кончика своего уха, ощутив привычный холод металлической серьги – эта безделушка далась ему дорогой ценой и означала принадлежность к высшему кругу Королевского Двора. Именно из-за столь простой на вид и безвкусной вещицы он потратил лучшие годы своей жизни на психологическую и дипломатическую подготовку, изучение боевых искусств… И, завертевшись в суете своей новой, насущеной встречами и событиями жизни, умудрился пройти мимо таинственного искусства магии, которое всегда манило к себе юных романтиков и отчаянных мечтателей. Таких, как Фрам.
- Говорят, ее можно передать с помощью флегмы? Воздуха?
- Дыхания. Скорее, почувствовать. Да, можно.
- Ты… Мог бы мне объяснить?
Фрам поднял свой задумчивый взгляд и испытующе посмотрел на Ника, словно пытаясь решить для себя какую-то сложную задачу. Тому на мгновение стало не по себе – он забыл, как глубоко в душу могут заглядывать эти удивительные серо-зеленые глаза с всегда чуть расширенными зрачками.
- А ты… Ты уверен?
Ник только кивнул и непонимающе посмотрел на своего собеседника. Тот на мгновение прикрыл глаза, словно собираясь с мыслями – а затем одним плавным и неуловимым движением обогнул столик и оказался в полуметре от политика. Тот не успел отреагировать – ни отодвинуться, ни возразить… Можно сказать, что он, к своему безмерному стыду, на какое-то короткое мгновение испугался.
Легкое пряное дыхания Фрама коснулось его кожи волной приятного тепла, и…
Ник увидел залитую солнцем равнину, на которой ветер волновал высокую ковыль и уносил к высоким облакам мелкие пушинки от гигантских одуванчиков. Пахло медом и травами, и где-то далеко под сухой землей, налитой янтарем и горьковато-терпким соком, шевелился настоящий и живой август, расправляя свои крылья миллионом перелетных птиц. Равнина менялась, распадалась стайкой шустрых рыбок, плывущих против бурного течения, превращалась в бледные звездочки светлячков, затем – в бархатно-черное небо с яркой россыпью незнакомых созвездий, поднималась неприступными горами в одеяле густых диких лесов, таяла обрывками образов и забытых снов…
А потом, пройдя несколько десятков удивительных и почти незаметных для глаза метаморфоз она вновь превратилась в маленькую комнату. Стрелки часов сдвинулись всего лишь на три секунды – но для Ника, кажется, прошла целая вечность. Странное ощущение понимания истины ускользало, растворялось в повседневности, но… Он был уверен, что какая-то часть этого великого знания навсегда останется с ним, вместе с воспоминанием об этом странном, тихом моменте.
Фрам по-прежнему сидел в полуметре от него, как-то растерянно глядя на своего гостя. Его руки, расслабленно лежащие на коленях, напоминали небрежно сложенные крылья.
Теплое прикосновение магии исчезало вместе с неотвратимо текущими в бесконечность секундами.
Они молча сидели еще минут десять. Затем Ник поднялся на ноги, молча поклонился Мастеру чайных церемоний и поспешно покинул Дворец. Выйдя на шумную улицу, по которой оживленно в обе стороны пробегали громоздкие и пафосные машины, он достал сигарету и прикусил ее зубами – но закуривать не хотелось.
Совершенно.
Сквозь серые сплетения переулков, бетонные стены домов и неоновые огни рекламных вывесок он все еще видел янтарную равнину, где свил себе уютное гнездо легкомысленный и вечно молодой западный ветер.
@темы: сказки