Кажется, она вчера говорила что-то такое. Про болезненное ощущение красоты.
Такие, как я, никогда не заводятся сами.
Их сложно поймать и держать самым прочным арканом,
И в руки даются они до безумия редко,
Для них не помеха и самая прочная клетка.
Такие, как я, не обходятся малою кровью,
Простую улыбку уже называют любовью,
Идут до конца, не желая спастись или сдаться,
И с ними нельзя ни уйти, ни - что хуже - остаться.
Такие, как я, каждый вызов считают войною,
Их нервы дрожат – не клинком, но гитарной струною.
В их голосе можно услышать рычащие ноты,
Пока не учуют по запаху, с кем ты и кто ты.
Такие, как я, никогда не заводятся сами.
Таких приручают лишь нежностью или словами.
Поэтому им не нужна ни веревка, ни клетка…
А впрочем… Они и в природе встречаются редко.
Такие, как я, любят сказки про честь и про верность,
А вместо ответа без спросу крадут откровенность.
С такими непросто - и мир, сделав вдох, забывает,
Как выглядят те, которых совсем не бывает.
Не знаю, к чему это было.
Их сложно поймать и держать самым прочным арканом,
И в руки даются они до безумия редко,
Для них не помеха и самая прочная клетка.
Такие, как я, не обходятся малою кровью,
Простую улыбку уже называют любовью,
Идут до конца, не желая спастись или сдаться,
И с ними нельзя ни уйти, ни - что хуже - остаться.
Такие, как я, каждый вызов считают войною,
Их нервы дрожат – не клинком, но гитарной струною.
В их голосе можно услышать рычащие ноты,
Пока не учуют по запаху, с кем ты и кто ты.
Такие, как я, никогда не заводятся сами.
Таких приручают лишь нежностью или словами.
Поэтому им не нужна ни веревка, ни клетка…
А впрочем… Они и в природе встречаются редко.
Такие, как я, любят сказки про честь и про верность,
А вместо ответа без спросу крадут откровенность.
С такими непросто - и мир, сделав вдох, забывает,
Как выглядят те, которых совсем не бывает.